Голодная пустошь  - Лорет Энн Уайт

— Да, мне нравится, — сказал он наконец, — напоминает времена, когда я преподавал. Все лучшие девчонки были мои. Хочешь еще кофе?

Бабах посмотрел в окно. Носильщики уже закончили разгружать вещи.

— Мне надо до темноты успеть еще в одно место. До Йеллоунайфа и обратно. И завтра тоже. Надеюсь, успею до того, как начнутся бури. Уверен, мы тут застрянем на неделю, а то и две.

— Надо поговорить, — сказал Штурманн-Тейлор, закручивая докуренный косяк. Его голос изменился. Теперь это был деловой человек. — Мне может понадобиться перевезти… скажем так, вещество поделикатнее.

Бабах почувствовал, как участился его пульс, но постарался сохранять внешнее спокойствие.

— Не вопрос. Когда будешь готов, ты знаешь, где меня искать. — Он поставил на поднос чашку и блюдце, побрел к двери. Штурманн-Тейлор хотел было его проводить, но Бабах его остановил:

— Не волнуйся. Я знаю дорогу.

Тем не менее из темноты за дверью выскочил «дворецкий» и дошел с ним до выхода. Потом он долго смотрел, как Бабах идет по заснеженной лужайке к самолету. Как-то Бабах зашел в тренажерный зал в лагере и увидел «дворецкого», колотившего грушу. Отрабатывает крав-мага,[7] подумал он.

Бабах завел самолет, доехал до края взлетной полосы. Когда «Зверюга» затряслась мелкой дрожью, он увидел, как Штурманн-Тейлор наблюдает за ним из окна библиотеки. Им овладело холодное спокойствие.

Придется совершить еще несколько полетов, прежде чем он сможет войти в высшее общество Штурманн-Тейлора. Но он уже сейчас чувствовал — победа близко.

И если он прав, главной наградой станут сырые алмазы, которые направятся на обработку в ВестМин, как только откроется шахта.

Проверив диктофон, Тана прикрепила микрофон к воротнику. Было проще давать показания устно, чем пытаться набросать их замерзшими пальцами. Потом все запишет. Было всего восемь пятнадцать утра, и солнце, как бледный лимон, накрытый стеклянной крышкой, пыталось пробиться из-за горизонта. Высоко подняться оно не смогло бы. Все сужаясь и сужаясь, арка к концу декабря становилась едва заметной.

Холодный ветер кружил по долине, скрипя и свистя в ледяных кристаллах, за ночь наросших на снегу. Бриз разогнал облака, и Тане удалось дозвониться по спутнику. Ей сообщили, что следователь вылетел несколько часов назад. Теперь нужно было записать показания.

Оставив Ван Блика ждать ее на утесе, она забралась на соседний. Отсюда место происшествия было видно как с высоты птичьего полета. В блеклом утреннем свете оно казалось сюрреальным.

Напротив нее, над головой Ван Блика, стоял инукшук. Эти каменные фигуры часто можно было увидеть в тундре. Одну руку ему обычно делали длиннее другой, и это подсказывало путешественникам, куда двигаться дальше, чтобы найти воду или горную тропу. Ничего странного. Тем не менее она решила его сфотографировать, просто на всякий случай. Потом сделала еще несколько снимков утеса, места происшествия сверху. Волки лежали в море красно-розового снега, по которому были разбросаны клочья мяса, кишок, одежды. Голова Селены.

Тела Аподаки и Санджита под брезентом, огороженные электрической изгородью, отсюда казались просто холмами. Она сфотографировала все это, проверила часы, настроила микрофон. Зафиксировала время и погодные условия, тот факт, что она здесь с Маркусом Ван Бликом. Кратко обрисовала, как они прибыли сюда, как убили волков, какие меры были приняты, чтобы защитить тела.

— Здесь пятеро мертвых волков, — сказала она. — Пятерых убили мы с Ван Бликом примерно в 11.40 вечера в воскресенье, четвертого ноября. Четверо, по словам Ван Блика, убиты им и наемным рабочим ВестМина по имени Тивак Кино днем в субботу. Когда я вечером субботы приехала в лагерь ВестМина, Кино на месте не было. Пилот компании «Арктический ветер» Хизер Макалистер обнаружила четырех волков, пожирающих жертвы, когда прибыла сюда в воскресенье около часа дня. Она предположила, что те же волки двигались на север вдоль побережья озера в пятницу утром, где их с самолета заметила команда.

Тана помолчала, затем добавила уже для себя:

— Макалистер также заметила красный вертолет «Аэростар» на другой стороне утеса в пятницу около полудня, до того, как началась буря. Она предположила, что он принадлежал пилоту Кэмерону О’Халлорану по прозвищу Бабах. — Она напомнила себе вернуться к этому вопросу. Потом некоторое время изучала место происшествия, пытаясь нарисовать картину произошедшего.

Она представила, как биологов высадили недалеко отсюда. Представила, как они идут в эту долину, как навстречу им движутся туман и снег. Отметила, что они не поставили палатку. Вновь включила микрофон.

— Нет никаких доказательств того, что жертвы готовились здесь заночевать. Это может означать, что нападение произошло днем в пятницу, второго ноября. Здесь много хищников, и они вполне могли появиться в светлое время суток.

Она сделала еще снимок, потом медленно спустилась с утеса. Остановилась у цепочки медвежьих следов, чуть присыпанных слоем свежевыпавшего снега. Большой медведь. Когти длиной с ее средний палец. Отпечатки вели непосредственно к месту убийства. Несколько следов шли поверх волчьих, другие перекрывались собачьими. Тана вряд ли смогла бы сказать, какие животные пришли сюда первыми, тем более что слой снега запорошил тропу. Она измерила следы небольшой рулеткой, сфотографировала, как и отпечатки ботинок.

Сосредоточившись на работе, старательно фотографируя и записывая на диктофон все, что видит, она постепенно пробиралась к телам. Что-то заставило ее поднять глаза — чувство, будто за ней внимательно следят голодные глаза. Она перевела взгляд на утес, на Ван Блика.

Он смотрел на нее. Неподвижный, как каменная статуя. Волосы у нее на шее встали дыбом.

Он ее пугал. На примитивном, первобытном уровне. Несмотря на то, что она была благодарна ему за помощь. Без него она не добралась бы сюда. От бедных ребят не осталось бы вообще ничего.

Тана подошла ближе к телам, к тому месту, где ее стошнило. Ее захлестнула волна стыда. Это надо же так — оставить здесь свою ДНК. Сглотнув, она с отвращением сфотографировала все, что наделала, вспомнив слова инструктора — фотографируй все, я имею в виду, вообще все, какие бы чувства у тебя оно ни вызывало. Что-нибудь совершенно незначительное может в итоге стать очень важным. В суде, например. Юристы зацепятся…

Каркнул ворон. Тана подняла глаза вверх. Большая блестящая черная птица уселась на вытянутую руку инукшука, из клюва свисало что-то длинное. Тана достала из-за пояса бинокль, навела на птицу. Это оказалась бледная полоска мяса. Пока она пыталась рассмотреть птицу, воздух над долиной прорезал выстрел. Тана замерла от неожиданности. Птица взорвалась облаком перьев, мертвое тело упало на землю.

Тана опустила бинокль, сердце бешено колотилось. Ван Блик стоял у утеса, вскинув ружье.